Детское горе, устойчивость к стрессу и риск психических расстройств: что показало гигантское шведское исследование

Если у ребёнка умирает родитель или брат/сестра, это страшно и больно - и это не «пройдёт само» без следа. Новое масштабное исследование из Швеции проследило судьбы 1,73 млн молодых людей и показало: такая утрата связана с повышенным риском депрессии, тревожных и стресс-связанных расстройств, а также проблем с алкоголем и наркотиками во взрослой жизни. Часть этой связи объясняется тем, что к 18 годам у переживших утрату ниже устойчивость к стрессу - навык, который помогает справляться с трудностями. Но важная деталь: только часть. Даже при одинаковой «стрессоустойчивости» у переживших утрату риск остаётся выше. Значит, нужны и поддержка в горе, и системная работа с навыками совладания.

Фон исследования

Потеря близкого в детстве - один из сильнейших стрессов ранней жизни и устойчивый предиктор проблем с психическим здоровьем во взрослом возрасте (депрессии, тревожные и стресс-связанные расстройства, нарушение контроля употребления веществ). Однако механизмы этой связи оставались не до конца понятны: влияет ли сама утрата напрямую или часть риска «передаётся» через сформировавшуюся к юношеству низкую стрессоустойчивость (stress resilience)? Именно эту гипотезу авторы проверяют в новой работе.

В Швеции есть уникальный источник данных: стандартная оценка стрессоустойчивости психологом на призывной медкомиссии в ~18 лет. Это даёт редкую возможность увидеть, становится ли «резерв стресса» медиатором на пути от детской утраты к взрослым психическим расстройствам - не по косвенным шкалам, а по единому национальному измерению, сопоставимому для целой когорты. Ранее на этом материале уже показывали, что детская утрата связана с более низкой стрессоустойчивостью в позднем подростковом возрасте.

Новая работа использует реестры на 1,73 млн призывников с длительным последующим наблюдением и применяет модели времени до события плюс каузальный медиаторный анализ, чтобы количественно оценить, какая доля риска психических расстройств после детской утраты проходит через низкую стрессоустойчивость к 18 годам. Такой дизайн помогает отделить прямой эффект утраты от опосредованного через психологическую уязвимость и делает выводы релевантными для популяционной профилактики.

Практический контекст очевиден: если часть последствий детской утраты «идёт» через формирование низкой стрессоустойчивости, значит, школы, службы психического здоровья и социальные программы могут таргетировать раннюю поддержку и тренинг навыков совладания у детей и подростков из группы утраты - с расчётом смягчить долгосрочный риск расстройств во взрослой жизни.

Как устроено исследование (и почему ему можно доверять)

• Кого изучали. Всех, кто проходил обязательное психологическое и медицинское обследование при призыве в Швеции (обычно в 18 лет) с 1969 по 2020 год. Это дало 1 733 085 человек (≈98,5% - мужчины, так устроена система призыва).
• Какая «экспозиция». Смерть родителя или брата/сестры до 18 лет. Данные брали из национальных реестров родственных связей и причин смерти.
• С чем сравнивали. На каждого пережившего утрату подбирали 10 «двойников» того же пола, года и региона рождения, не переживших утрату к этой дате.
• Что считали исходами. Впервые диагностированные во взрослой жизни: депрессии, тревожные, стресс-связанные расстройства, а также злоупотребление психоактивными веществами (по госпитальным и амбулаторным реестрам).
• Ключевой посредник. Стрессоустойчивость в 18 лет - стандартизированное интервью с психологом (шкала 1-9; 1-3 - «низкая», 4-9 - «высокая»).
• Статистика. Модели Кокса (риски во времени) и медиционный анализ (какая часть эффекта утраты «проходит» через стрессоустойчивость). Учитывали образование родителей, доход семьи, семейную историю психических расстройств, физподготовку и результат когнитивных тестов.

Главные цифры простыми словами

Риск психических расстройств выше у тех, кто пережил смерть близкого в детстве:

• Если умер родитель или/и брат/сестра: риск любого из изученных расстройств был выше на ~21% (HR 1,21).
• При утрате родителя: +14% (HR 1,14) для «любого» расстройства; отдельно - депрессия +19%, тревога +11%, злоупотребление веществами +15%, стресс-связанные расстройства +10%.
• При утрате брата/сестры: повышенный риск для «любого» расстройства (+12%) и для стресс-связанных расстройств (+27%).

Стрессоустойчивость действительно «проседает» после утраты: шанс оказаться в группе «низкая устойчивость» к 18 годам был выше на 13-22% (в зависимости от типа утраты), даже с поправкой на семейные и социальные факторы.

Низкая стрессоустойчивость - сильный предиктор проблем позже: риск большинства расстройств у людей с низкой устойчивостью был выше примерно в 1,6-2,1 раза (после всех поправок).

Сколько объясняет именно устойчивость. По медиционному анализу, часть связи «утрата → расстройство» проходит через снижение стрессоустойчивости:

• утрата родителя/или/сибса: ≈11-19% эффекта;
• утрата родителя: ≈16-22%;
• утрата брата/сестры: ≈6-18% (по ключевым исходам).

Оставшаяся, большая часть эффекта - прямая: горе, бытовые и финансовые перемены, травматичность обстоятельств смерти, хронический стресс в семье и т.д.

Что такое «стрессоустойчивость» и чем она полезна

В исследовании это не «характерный героизм», а практический набор компетенций: как человек переживает конфликты, восстанавливается после неудач, контролирует эмоции, просит о помощи, планирует шаги. Это измеряемый фактор риска, похожий на уровень артериального давления: сам по себе не диагноз, но хорошо предсказывает, кто и когда «сорвётся» под нагрузкой.

Хорошая новость: стрессоустойчивость можно тренировать - как мышцы. И даже если она не снимет весь риск, она заметно его уменьшает.

Почему утрата в детстве «отзывается» годами

Наука видит несколько «мостиков»:

• Биология стресса. Долгая перенастройка кортизо́ловой системы: мозг становится более «чутким» к угрозам, хуже «гасит» стресс.
• Психология. Меняются привязанность и способы регуляции эмоций; у ребёнка даже «обычные» стрессы (экзамен, ссоры) переживаются тяжелее.
• Среда. Падает доход, у оставшегося родителя меньше сил и времени, меняется жильё/школа - нагрузка растёт везде и сразу.
• Семейный риск. В некоторых семьях выше исходная вероятность психических расстройств (генетика + среда), и утрата «подталкивает» уязвимых.

Что с этим делать

Семья и близкие

• Ранний визит к специалисту (детский/подростковый психолог, владеющий grief-подходами). Лучше профилактически, а не «когда всё горит».
• Режим и предсказуемость. Сон, питание, ритуалы - скучно, но это фундамент саморегуляции.
• Разговаривать по-честному. Называть чувства (и злость тоже), разрешать ребёнку горевать по-своему, не обесценивать.
• План со школой. Один «надёжный» взрослый в школе, учебные послабления, гибкие дедлайны.
• Маркер «надо усилить помощь». Резкая изоляция, саморазрушающее поведение, приход домой в опьянении, бросание любимых занятий, длительная бессонница - сигнал обратиться к врачу/психотерапевту.

Школа и первичное звено здравоохранения

• Скрининг на утрату и текущий дистресс. Несколько вопросов уже повышают шанс вовремя среагировать.
• Быстрые «микро-инструменты» для класса/кабинета: дыхание 4-7-8, прогрессивная мышечная релаксация, «план А-Б-В» на стрессовую ситуацию.
• Путь маршрутизации. Понятно, куда направлять - и бесплатные опции тоже.

Уровень политики/программ

• Субсидируемая психотерапия для детей после утраты.
• Поддержка оставшегося родителя (отпуск по переживанию горя, гибкий график, финансовые меры).
• Обучение школьных психологов методам работы с горем и травмой.

Частые вопросы

Это «обречённость»? Нет. Большинство переживших детскую утрату не развивают клиническое расстройство. Речь о вероятностях и о том, что поддержка реально снижает риск.

Если ребёнок «держится молодцом», всё ли ок? Иногда да, а иногда это «заморозка» чувств. Наблюдение и мягкая проверка, как он проживает утрату, - важнее оценок в дневнике.

А что, если прошло уже много лет? Помощь работает и позже. Навыки стресс-менеджмента обучаемы в любом возрасте.

Сильные стороны и ограничения работы

Сильные стороны: огромная национальная выборка, независимые реестры (без «ошибки памяти»), долгий горизонт (до 34 лет), аккуратное сопоставление «экспонированных» и «контрольных», разбор механизма через медиционный анализ.

Ограничения: почти все участники - мужчины; устойчивость измеряли один раз (она меняется); это наблюдательное исследование - остаются ненаблюдаемые факторы (в т.ч. генетика), поэтому говорить о 100% причинности нельзя; учитывались главным образом клинические диагнозы - «мягкая» симптоматика могла остаться за кадром.

Куда двигаться дальше

• Проверить, какие программы устойчивости дают максимальный «выигрыш» именно у детей после утраты (в школе? семейные? индивидуальная терапия?).
• Изучать женщин и разные культуры: переносимость результатов неочевидна.
• Следить за траекторией устойчивости (многократные измерения), а не одной точкой в 18 лет.
• Разбирать, как влияют обстоятельства смерти (внезапность, насилие, самоубийство) и масштаб поддержки вокруг семьи.

Итог

Детская утрата - это не только про сегодняшнюю боль, но и про повышенный долгосрочный риск психических расстройств. Часть этого риска проходит через сниженную стрессоустойчивость, а значит, у нас есть точка приложения: ранняя поддержка семьи и ребёнка, обучение навыкам саморегуляции и работа со средой (школа, быт, деньги). Это не волшебная кнопка, но один из немногих доказательных способов уменьшить вероятность проблем завтра.

Источник: Bjørndal L.D. и соавт. Stress Resilience and Risk of Psychiatric Disorders After Childhood Bereavement. JAMA Network Open, 9 июля 2025; 8(7): e2519706. doi:10.1001/jamanetworkopen.2025.19706